Стой под дождём, пусть пронизывают тебя его стальные стрелы. Стой, несмотря ни на что. Жди солнца. Оно зальёт тебя сразу и беспредельно.
день разХотела начать с фотки Гризи с Полем, но последний до сих пор где-то шляется, поэтому тут будет одинокий, няшный, скучающий на ступеньках Антуан 
А еще... В сети шутят, что мол пресса и фаны затаили дыхание в ожидании совместных фоток Поля и Антуана. Мол по ним хотят разгадать, верны ли слухи про переход Гризманна)) Прикольно
Это теперь тренд: Поль и Антуан Лично я давно в тренде 
день дваприезд Поля. с 1.45 начинается самое интересное
Поль как всегда в центре, и тут на лестнице нарисовывается лохматая няша))))) Причем так вальяжно лениво, типа и кто у нас тут приехал, даже не представлю Остальное не знаю как описать, разве что брачные игрища))) Бедный Поль, сделал шаг навстречу Гризманну, чтобы заключить в объятия, а тот с понтом дела пошел здороваться с другими Поль осёкся и принялся делать вид, что он слушает собеседника))))
вопрос риторический: почему мне так хочется прибить Гризманна?)
день три
Сегодня сидели вместе наместах для поцелуев последнем ряду
читать дальше
а по второму дню я черканула пару строк. Без конца и без начала, просто чтобы отвлечься от всякой херни))
***Антуан знает, что Поль должен приехать немногим после полудня: он писал ему с утра, что сел в самолёт. Вообще-то он не просил его писать, ничего такого, и созванивались они целых несколько дней назад, накануне его, Поля, поездки в Саудовскую Аравию (Гризманн ставит себе галочку: расспросить насчёт Мекки, как оно там вообще), но когда на телефон прилетает короткий, деловой отчёт, Гризманн расплывается в довольной, счастливой улыбке и понимает, что ждал сообщения или звонка, как ненормальный, а Поль как обычно просто взял и угадал его желания.
Антуан капризно морщится и тащит из-под себя тонкое покрывало, не открывая глаз и приподнимая бёдра. Что-то комната Эвра совсем морозильник даже при выключенном кондиционере, как будто призрак дяди Пэта навсегда заточен в этих стенах и горько оплакивает свою, безусловно, подошедшую к концу карьеру в сборной.
Ох уж эти концы, вздыхает Гризманн, и натягивает покрывало на половину туловища, укрывая плечо и часть щеки, а потом тянет сильнее, настойчивее и прячет лицо под лёгкой, гладкой тканью. Хорошо. Тепло. Спокойно. И почему так нельзя пролежать месяца два, подождать, пока всё устаканится, рассосётся само собой. Судьбоносные решения примутся сами, нужные слова скажутся сами, правильные шаги предпримутся сами, мосты сожгутся сами, узлы разрубятся сами… Антуану двадцать шесть, наверное, для футболиста это кризис среднего возраста, иначе, откуда на него столько всего навалилось разом? Откуда взялось это необъяснимое, тоскливое желание подвести итоги, закончить одно и начать другое, потерять привычное и найти нужное, сделать резкий поворот, перепрыгнуть (или прыгнуть в?) неизвестность.
Нет, всё-таки пиздец, как холодно.
Но ему лень встать, расчехлить постель и залезть под теплое стёганое одеяло. Он лежит так минуту, две, три, терпит, а потом вдруг ему надоедает, он коротко, молча и зло ругает себя, мол сколько можно терпеть, и если он даже задницу не может сдвинуть, чтобы добиться своего, то чего говорить об остальном. Поэтому в твёрдой, молниеносной решимости он вскакивает на пол, стремительно отбрасывает край тёплого одеяла в сторону и ныряет в вожделенный уют, оставляя на свободе лишь нос и всё, что выше. А выше – сильно сомкнутые, почти до боли веки и шухер вместо причёски – ещё один камень преткновения на его новоизбранном, смелом, взрослом пути. Некоторые вон от парикмахеров не вылезают, насилуют собственную фантазию и терпение фанатов, а Гризманн привязался к этому своему образу и ему снова лень возиться…
Хотя в своё оправдание он может сказать-похвастаться, что всё тем же некоторым его волосы ужасно нравятся, и это очень жирный плюс.
Гризманн чувствует, что согревшись, медленно засыпает, проваливаясь в глубину. Поль наверное уже по дороге в Клэрфонтен. В этот стрёмный, кошмарный Клэрфонтен... Дешам обиделся на его слова, даже странно как сильно обиделся, как будто собственноручно закладывал первый камень. Но не ругал, а мягко попросил в следующий раз быть осторожнее и следить за языком, потому что благоприятная атмосфера в команде - его выстраданная заслуга, и он бы хотел ее сохранить, пока на посту. Гризманн извинился перед ним, мягко, охотно извинился, всё еще недоумевая, как можно обижаться на такую ерунду. Разве непонятно, что имелось в виду? За свою сборную Антуан готов жилы рвать, но ведь подразумевалось совсем не это, не футбол, не победы, не пресловутая выстраданная атмосфера, а строгий, прямо-таки спартанский режим, профилактические лекции психологов, кочующее из года в год меню, эти обязательные автографы после каждой тренировки, отсутствие внятных развлечений и одинокие (официально: одинокие) ночи. Эти ночи, все как одна, жаркие и страстные, с еле слышными просьбами и тихими, распаляющими признаниями, но кровати такие узкие, и номера такие близкие, и некоторые соседи такие любопытные, что один неловкий звук-скрип-стон, и можно смело вязать верёвочную лестницу из смятых простыней и валить куда подальше, просить политического убежища в США, предпочтительно в Майами, где с отельными постелями всё в порядке и стены глушат любой, самый откровенный стон.
Дешам, как и многие другие вокруг, не понимают тонкостей, не позволяют замахиваться, размахиваться, призывают не рыпаться, чтить гнездо, оправдываясь таким понятным, но утомившим «чем богаты, тем и рады».
Антуану уже мало, ему дико хочется чувствовать экстаз, зная, что он принадлежит к чему-то великому или потенциально великому...
Кстати, об экстазе.
Снова галочка. Спросить у Поля, испытал ли он божественное откровение, так называемый религиозный экстаз во время своего паломничества. Поль врать не станет. Поль с ним всегда предельно честен и правдив, а правда это то, что Гризманну сейчас жизненно необходимо.
Он засыпает окончательно и конечно же пропускает приезд Погба.
Спускается в холл, когда там уже всё в самом разгаре. Вторая волна в полной экипировке тусуется, общается и смеётся.
Когда Антуан открыл глаза, то успел лишь выскочить из постели, влезть в сланцы, поправить задравшуюся футболку, слететь по одному пролёту вниз и вальяжно, лениво, почти равнодушно вырулить на второй.
Поль стоит к нему спиной и тискает Канте. Интересно, Канте это только начало или уже конец, со всеми уже успел перетереть? И как будто нельзя было зайти в комнату к Антуану…
Ладно, разберёмся.
Гризманн спускается всё ниже и ниже, сердце стучит всё приветливее и приветливее. Осталось дождаться, пока Поль повернётся к нему и здрасьте. Улыбка, самая щедрая, самая смущенная, уже на подходе.
Но.
Другие замечают Антуана раньше и протягивают ему руки…
Поль наконец-то добирается до него спустя несколько вечных минут. Обнимает и так и говорит «ну наконец-то!»
И этот его взгляд и заинтересованный вид и жар от ладоней даже сквозь футболку. Вокруг них сразу восстает, наэлектризовывается это их привычное поле, куда посторонние по какому-то неосознанному наитию милостиво предпочитают не соваться.
- Ты чего такой лохматый? – спрашивает Поль и тянет к нему руку, а потом передумывает и лишь сжимает плечо.
- Спал.
- Я так и подумал.
- Мог бы и зайти, поздороваться, - чуть ли не обиженно говорит Антуан.
- Нет, не мог, - убеждает его Поль.
- Почему? – удивляется Гризманн.
- Потому что, - хитро, тихо, но слышно объясняет Поль. – Если бы зашел, то обязательно опоздал бы сюда.
И улыбается, снова с поразительной лёгкостью озвучивая правду и угадывая желания Антуана.
день четвёртый. последнийИз-за всей шумихи вокруг Антуана сборная задвинула их с Полем на задний план. Чтобы больше не расстраиваться, прекращаю писать о сборах.
А еще... В сети шутят, что мол пресса и фаны затаили дыхание в ожидании совместных фоток Поля и Антуана. Мол по ним хотят разгадать, верны ли слухи про переход Гризманна)) Прикольно
Это теперь тренд: Поль и Антуан Лично я давно в тренде день дваприезд Поля. с 1.45 начинается самое интересное
Поль как всегда в центре, и тут на лестнице нарисовывается лохматая няша))))) Причем так вальяжно лениво, типа и кто у нас тут приехал, даже не представлю Остальное не знаю как описать, разве что брачные игрища))) Бедный Поль, сделал шаг навстречу Гризманну, чтобы заключить в объятия, а тот с понтом дела пошел здороваться с другими Поль осёкся и принялся делать вид, что он слушает собеседника)))) вопрос риторический: почему мне так хочется прибить Гризманна?)
день три
Сегодня сидели вместе на
читать дальше
а по второму дню я черканула пару строк. Без конца и без начала, просто чтобы отвлечься от всякой херни))
***Антуан знает, что Поль должен приехать немногим после полудня: он писал ему с утра, что сел в самолёт. Вообще-то он не просил его писать, ничего такого, и созванивались они целых несколько дней назад, накануне его, Поля, поездки в Саудовскую Аравию (Гризманн ставит себе галочку: расспросить насчёт Мекки, как оно там вообще), но когда на телефон прилетает короткий, деловой отчёт, Гризманн расплывается в довольной, счастливой улыбке и понимает, что ждал сообщения или звонка, как ненормальный, а Поль как обычно просто взял и угадал его желания.
Антуан капризно морщится и тащит из-под себя тонкое покрывало, не открывая глаз и приподнимая бёдра. Что-то комната Эвра совсем морозильник даже при выключенном кондиционере, как будто призрак дяди Пэта навсегда заточен в этих стенах и горько оплакивает свою, безусловно, подошедшую к концу карьеру в сборной.
Ох уж эти концы, вздыхает Гризманн, и натягивает покрывало на половину туловища, укрывая плечо и часть щеки, а потом тянет сильнее, настойчивее и прячет лицо под лёгкой, гладкой тканью. Хорошо. Тепло. Спокойно. И почему так нельзя пролежать месяца два, подождать, пока всё устаканится, рассосётся само собой. Судьбоносные решения примутся сами, нужные слова скажутся сами, правильные шаги предпримутся сами, мосты сожгутся сами, узлы разрубятся сами… Антуану двадцать шесть, наверное, для футболиста это кризис среднего возраста, иначе, откуда на него столько всего навалилось разом? Откуда взялось это необъяснимое, тоскливое желание подвести итоги, закончить одно и начать другое, потерять привычное и найти нужное, сделать резкий поворот, перепрыгнуть (или прыгнуть в?) неизвестность.
Нет, всё-таки пиздец, как холодно.
Но ему лень встать, расчехлить постель и залезть под теплое стёганое одеяло. Он лежит так минуту, две, три, терпит, а потом вдруг ему надоедает, он коротко, молча и зло ругает себя, мол сколько можно терпеть, и если он даже задницу не может сдвинуть, чтобы добиться своего, то чего говорить об остальном. Поэтому в твёрдой, молниеносной решимости он вскакивает на пол, стремительно отбрасывает край тёплого одеяла в сторону и ныряет в вожделенный уют, оставляя на свободе лишь нос и всё, что выше. А выше – сильно сомкнутые, почти до боли веки и шухер вместо причёски – ещё один камень преткновения на его новоизбранном, смелом, взрослом пути. Некоторые вон от парикмахеров не вылезают, насилуют собственную фантазию и терпение фанатов, а Гризманн привязался к этому своему образу и ему снова лень возиться…
Хотя в своё оправдание он может сказать-похвастаться, что всё тем же некоторым его волосы ужасно нравятся, и это очень жирный плюс.
Гризманн чувствует, что согревшись, медленно засыпает, проваливаясь в глубину. Поль наверное уже по дороге в Клэрфонтен. В этот стрёмный, кошмарный Клэрфонтен... Дешам обиделся на его слова, даже странно как сильно обиделся, как будто собственноручно закладывал первый камень. Но не ругал, а мягко попросил в следующий раз быть осторожнее и следить за языком, потому что благоприятная атмосфера в команде - его выстраданная заслуга, и он бы хотел ее сохранить, пока на посту. Гризманн извинился перед ним, мягко, охотно извинился, всё еще недоумевая, как можно обижаться на такую ерунду. Разве непонятно, что имелось в виду? За свою сборную Антуан готов жилы рвать, но ведь подразумевалось совсем не это, не футбол, не победы, не пресловутая выстраданная атмосфера, а строгий, прямо-таки спартанский режим, профилактические лекции психологов, кочующее из года в год меню, эти обязательные автографы после каждой тренировки, отсутствие внятных развлечений и одинокие (официально: одинокие) ночи. Эти ночи, все как одна, жаркие и страстные, с еле слышными просьбами и тихими, распаляющими признаниями, но кровати такие узкие, и номера такие близкие, и некоторые соседи такие любопытные, что один неловкий звук-скрип-стон, и можно смело вязать верёвочную лестницу из смятых простыней и валить куда подальше, просить политического убежища в США, предпочтительно в Майами, где с отельными постелями всё в порядке и стены глушат любой, самый откровенный стон.
Дешам, как и многие другие вокруг, не понимают тонкостей, не позволяют замахиваться, размахиваться, призывают не рыпаться, чтить гнездо, оправдываясь таким понятным, но утомившим «чем богаты, тем и рады».
Антуану уже мало, ему дико хочется чувствовать экстаз, зная, что он принадлежит к чему-то великому или потенциально великому...
Кстати, об экстазе.
Снова галочка. Спросить у Поля, испытал ли он божественное откровение, так называемый религиозный экстаз во время своего паломничества. Поль врать не станет. Поль с ним всегда предельно честен и правдив, а правда это то, что Гризманну сейчас жизненно необходимо.
Он засыпает окончательно и конечно же пропускает приезд Погба.
Спускается в холл, когда там уже всё в самом разгаре. Вторая волна в полной экипировке тусуется, общается и смеётся.
Когда Антуан открыл глаза, то успел лишь выскочить из постели, влезть в сланцы, поправить задравшуюся футболку, слететь по одному пролёту вниз и вальяжно, лениво, почти равнодушно вырулить на второй.
Поль стоит к нему спиной и тискает Канте. Интересно, Канте это только начало или уже конец, со всеми уже успел перетереть? И как будто нельзя было зайти в комнату к Антуану…
Ладно, разберёмся.
Гризманн спускается всё ниже и ниже, сердце стучит всё приветливее и приветливее. Осталось дождаться, пока Поль повернётся к нему и здрасьте. Улыбка, самая щедрая, самая смущенная, уже на подходе.
Но.
Другие замечают Антуана раньше и протягивают ему руки…
Поль наконец-то добирается до него спустя несколько вечных минут. Обнимает и так и говорит «ну наконец-то!»
И этот его взгляд и заинтересованный вид и жар от ладоней даже сквозь футболку. Вокруг них сразу восстает, наэлектризовывается это их привычное поле, куда посторонние по какому-то неосознанному наитию милостиво предпочитают не соваться.
- Ты чего такой лохматый? – спрашивает Поль и тянет к нему руку, а потом передумывает и лишь сжимает плечо.
- Спал.
- Я так и подумал.
- Мог бы и зайти, поздороваться, - чуть ли не обиженно говорит Антуан.
- Нет, не мог, - убеждает его Поль.
- Почему? – удивляется Гризманн.
- Потому что, - хитро, тихо, но слышно объясняет Поль. – Если бы зашел, то обязательно опоздал бы сюда.
И улыбается, снова с поразительной лёгкостью озвучивая правду и угадывая желания Антуана.
день четвёртый. последнийИз-за всей шумихи вокруг Антуана сборная задвинула их с Полем на задний план. Чтобы больше не расстраиваться, прекращаю писать о сборах.
Конечно это не так приятно, как если бы к примеру, это была ладонь 