Стой под дождём, пусть пронизывают тебя его стальные стрелы. Стой, несмотря ни на что. Жди солнца. Оно зальёт тебя сразу и беспредельно.
Ничего не писала сотню лет. А тут гифочка приятная попалась.. Драбблик. Мало. Хуёво.
Кого ты обманываешь, Фернандо Хосе Торрес Санс?Ты сидишь на этой грустно-трогательной церемонии и думаешь сразу о многих вещах. О Рауле, который отныне идёт другой дорогой, о собственных близких и далёких целях, о наступающей осени и предстоящей жаркой футбольной поре, об уважении, преданности, судьбе и о том, что свобода выбора это, всего-навсего, иллюзия, - путь всегда один, и каждый пройдёт его от начала и до конца, и от том, что тебе с твоим, что ни говори, свезло. О полсотне воздушных шаров, которые ты обязательно купишь сегодня и порадуешь ими своих детей, запустив их вместе с ними в небо. Просто так, без повода. О солнце, смехе, холодном лимонаде, о тёплой коже, о его губах, о серьёзном шёпоте…
Об Андреа…
Стоп. А он тут откуда? В твоих благочестивых мыслях со своей невозможной, возмутительной эротичностью.
Улыбается. Сегодня совсем уж неприлично красив и странно задумчив, а тебе только дай поговорить. Например, о рок-группах. Ты его ведёшь, просвещаешь, хотя он и без тебя немало знает, но всё-таки ты – больше. В чём-то вы сумасшедше похожи, а в чём-то не совпадаете. Андреа, например, больше любит английский рок, а ты – американский. В английской музыке, говорит Андреа, больше правды жизни, она хоть и мутная, но зато честная, какая-то чистая и очищающая. Его голос звучит мягко, но упрямо, особенно, когда он помогает себе жестикуляцией: крутит кистью, прищёлкивает пальцами. В раздевалке кроме вас никого, и ведь не сказать больно, что вы – копуши, просто так… вышло. Уже не в первый раз.
Вы держитесь рядом. Точнее, ты стоишь рядом, пока он готовится раздеваться. Он уже расшнуровал и стащил бутсы, встал со скамьи: футболка, шорты, гетры, - и ты увлечённо ждёшь, что дальше. Не в смысле, что там дальше… с одеждой, а в смысле, с музыкой что дальше. Ведь так? Тебе нравится с ним говорить, мягко спорить, выяснять вкусы, подмечать детали. Например, сегодня ты заметил, что он слегка осветлил некоторые пряди, и ему идёт.
Ты стоишь рядом, скрестив ноги и уперев один мысок бутсы в пол. Одну руку ты выбросил в сторону и держишься ею за перегородку. Что ты забыл тут, кстати, когда тебе самому уже давно пора переодеваться и спокойно ехать домой? Ах, да, музыка же, рок...
«Не убедил», - дразнишь его с улыбкой, слегка подавшись в его сторону.
Рядом с ним, между прочим, улыбается легко и часто.
Андреа проводит длинным, отчаянно смелым взглядом по твоему лицу, поспешно отворачивается, и стягивает, наконец, свою футболку. Ты чуешь его запах: пот, одеколон, спортивная мазь. Разглядываешь его. Ещё не нагло, но уже далеко не равнодушно. Андреа коротко пожимает голыми плечами, мол, нравится мне английский рок, хоть убей, бросает грязную футболку на скамью, поворачивается обратно и, пока ты недоверчиво и как-то заторможенно морщишь нос, вздыхает и целует тебя. Вот просто берёт и целует. Накрывает губами губы, положив ладонь на шею, тянется к тебе. Прихватывает нежно верхнюю губу, касается кончиком языка, ласкает нижнюю, тепло и влажно, и стремится углубить поцелуй… Ты кладёшь ладони ему на плечи и обрываешь ласку. Вежливо и аккуратно. Не отталкивая, а отстраняясь сам. Смотришь внимательно-серьёзно на приоткрытые губы, расширенные от возбуждения зрачки, ресницы, порхающие быстро, будто в оправдание.
«Предупреждать же надо», - коришь со смущённой улыбкой.
«Я уже давно… предупреждаю», - тихо говорит Андреа. – «Без слов предупреждаю… Но, если ты против…», - нахмурившись и уже как будто с лёгкой, недопонимающей досадой. – «Прости…»
Ты открываешь рот, чтобы сказать что-нибудь, и… кого ты обманываешь? Ты не то, что против, ты сам об этом не раз думал.
Ты просто растерялся.
«Я просто растерялся», - говоришь всё же и смотришь, затаив дыхание. На полуголого Андреа, на его яркие губы…
Ты мечтал об этих губах. Чтобы провести по ним большим пальцем. Вот та-ак… Поперёк. Спрыгнуть подушечкой с верхней губы на нижнюю. Спуститься на подбородок, колючий, и сразу в ярёмную впадинку, где скопился пот. Костяшками пальцев легко и невесомо повести по груди, вздымающейся и опадающей неровно, часто, возбуждённо, заметить мурашки вокруг сосков, дойти до пупка, ещё немного вниз, по тёмным волоскам, и остановиться у резинки шорт, где в паху призывно, нетерпеливо натянута ткань. Всё это время не смотреть ему в глаза, сглатывать тихо, вести себя осторожно, краснеть, но не останавливаться. Чувствовать, что нащупал во всём этом мраке, творящемся с тобой в последнее время, что-то очень любопытное, приятное и зыбкое…
«Я живу один», - делится Андреа, глядя исподлобья.
Зыбкое, но уже неотвратимое.
Поэтому не стоит притворяться, что твои мысли внезапны и неожиданны. С тех пор, как вы с ним поцеловались, а потом всё-таки переспали, а потом ещё, ещё и ещё, Андреа нередко гостит у тебя в голове. Зачёсывает мокрые волосы, загадочно щурится, улыбается, напряжённо хмурится.
Хранит вашу тайну.
И, наверное, ты по нему скучаешь. И всё же, кого ты обманываешь? Конечно, скучаешь. Но уже без той грусти, которая была поначалу, и которая развеялась вскоре по родному, мадридскому ветру, растрепалась на тёплых сквозняках Висенте Кальдерон.
И ты ему благодарен. За поддержку, за то, что он не требовал и не искал того, чего нет. Не выдумывал лишнего. Не копался в тебе и себе. Отвлекал тебя… от тебя самого самым надёжным, проверенным способом. За то, что ставил на тебя всегда, даже когда ты сам сомневался на себя ставить. За то, что нравился и влёк так умопомрачительно сладко.
И ты уверен, окажись ты сейчас в Милане (случайно), позвони ему (случайно) и договорись встретиться, то вы сможете говорить с ним совершенно спокойно, чисто по-дружески. Без жаркого трепета в венах, без всех этих жгучих взглядов, после которых только брать и целоваться, без намёков и флирта, без глупого зависания на его губах, без невыносимого желания близости…
А если на прощание он скажет (совершенно случайно): «Я всё ещё живу один», - ты только извинительно посетуешь на скорый рейс, пожмёшь ему руку, приобнимешь и уйдешь.
Чтобы через несколько шагов остановить себя и спросить в который раз:
«Кого ты всё-таки обманываешь, Фернандо Хосе Торрес Санс?»
Улыбаешься.

Кого ты обманываешь, Фернандо Хосе Торрес Санс?Ты сидишь на этой грустно-трогательной церемонии и думаешь сразу о многих вещах. О Рауле, который отныне идёт другой дорогой, о собственных близких и далёких целях, о наступающей осени и предстоящей жаркой футбольной поре, об уважении, преданности, судьбе и о том, что свобода выбора это, всего-навсего, иллюзия, - путь всегда один, и каждый пройдёт его от начала и до конца, и от том, что тебе с твоим, что ни говори, свезло. О полсотне воздушных шаров, которые ты обязательно купишь сегодня и порадуешь ими своих детей, запустив их вместе с ними в небо. Просто так, без повода. О солнце, смехе, холодном лимонаде, о тёплой коже, о его губах, о серьёзном шёпоте…
Об Андреа…
Стоп. А он тут откуда? В твоих благочестивых мыслях со своей невозможной, возмутительной эротичностью.
Улыбается. Сегодня совсем уж неприлично красив и странно задумчив, а тебе только дай поговорить. Например, о рок-группах. Ты его ведёшь, просвещаешь, хотя он и без тебя немало знает, но всё-таки ты – больше. В чём-то вы сумасшедше похожи, а в чём-то не совпадаете. Андреа, например, больше любит английский рок, а ты – американский. В английской музыке, говорит Андреа, больше правды жизни, она хоть и мутная, но зато честная, какая-то чистая и очищающая. Его голос звучит мягко, но упрямо, особенно, когда он помогает себе жестикуляцией: крутит кистью, прищёлкивает пальцами. В раздевалке кроме вас никого, и ведь не сказать больно, что вы – копуши, просто так… вышло. Уже не в первый раз.
Вы держитесь рядом. Точнее, ты стоишь рядом, пока он готовится раздеваться. Он уже расшнуровал и стащил бутсы, встал со скамьи: футболка, шорты, гетры, - и ты увлечённо ждёшь, что дальше. Не в смысле, что там дальше… с одеждой, а в смысле, с музыкой что дальше. Ведь так? Тебе нравится с ним говорить, мягко спорить, выяснять вкусы, подмечать детали. Например, сегодня ты заметил, что он слегка осветлил некоторые пряди, и ему идёт.
Ты стоишь рядом, скрестив ноги и уперев один мысок бутсы в пол. Одну руку ты выбросил в сторону и держишься ею за перегородку. Что ты забыл тут, кстати, когда тебе самому уже давно пора переодеваться и спокойно ехать домой? Ах, да, музыка же, рок...
«Не убедил», - дразнишь его с улыбкой, слегка подавшись в его сторону.
Рядом с ним, между прочим, улыбается легко и часто.
Андреа проводит длинным, отчаянно смелым взглядом по твоему лицу, поспешно отворачивается, и стягивает, наконец, свою футболку. Ты чуешь его запах: пот, одеколон, спортивная мазь. Разглядываешь его. Ещё не нагло, но уже далеко не равнодушно. Андреа коротко пожимает голыми плечами, мол, нравится мне английский рок, хоть убей, бросает грязную футболку на скамью, поворачивается обратно и, пока ты недоверчиво и как-то заторможенно морщишь нос, вздыхает и целует тебя. Вот просто берёт и целует. Накрывает губами губы, положив ладонь на шею, тянется к тебе. Прихватывает нежно верхнюю губу, касается кончиком языка, ласкает нижнюю, тепло и влажно, и стремится углубить поцелуй… Ты кладёшь ладони ему на плечи и обрываешь ласку. Вежливо и аккуратно. Не отталкивая, а отстраняясь сам. Смотришь внимательно-серьёзно на приоткрытые губы, расширенные от возбуждения зрачки, ресницы, порхающие быстро, будто в оправдание.
«Предупреждать же надо», - коришь со смущённой улыбкой.
«Я уже давно… предупреждаю», - тихо говорит Андреа. – «Без слов предупреждаю… Но, если ты против…», - нахмурившись и уже как будто с лёгкой, недопонимающей досадой. – «Прости…»
Ты открываешь рот, чтобы сказать что-нибудь, и… кого ты обманываешь? Ты не то, что против, ты сам об этом не раз думал.
Ты просто растерялся.
«Я просто растерялся», - говоришь всё же и смотришь, затаив дыхание. На полуголого Андреа, на его яркие губы…
Ты мечтал об этих губах. Чтобы провести по ним большим пальцем. Вот та-ак… Поперёк. Спрыгнуть подушечкой с верхней губы на нижнюю. Спуститься на подбородок, колючий, и сразу в ярёмную впадинку, где скопился пот. Костяшками пальцев легко и невесомо повести по груди, вздымающейся и опадающей неровно, часто, возбуждённо, заметить мурашки вокруг сосков, дойти до пупка, ещё немного вниз, по тёмным волоскам, и остановиться у резинки шорт, где в паху призывно, нетерпеливо натянута ткань. Всё это время не смотреть ему в глаза, сглатывать тихо, вести себя осторожно, краснеть, но не останавливаться. Чувствовать, что нащупал во всём этом мраке, творящемся с тобой в последнее время, что-то очень любопытное, приятное и зыбкое…
«Я живу один», - делится Андреа, глядя исподлобья.
Зыбкое, но уже неотвратимое.
Поэтому не стоит притворяться, что твои мысли внезапны и неожиданны. С тех пор, как вы с ним поцеловались, а потом всё-таки переспали, а потом ещё, ещё и ещё, Андреа нередко гостит у тебя в голове. Зачёсывает мокрые волосы, загадочно щурится, улыбается, напряжённо хмурится.
Хранит вашу тайну.
И, наверное, ты по нему скучаешь. И всё же, кого ты обманываешь? Конечно, скучаешь. Но уже без той грусти, которая была поначалу, и которая развеялась вскоре по родному, мадридскому ветру, растрепалась на тёплых сквозняках Висенте Кальдерон.
И ты ему благодарен. За поддержку, за то, что он не требовал и не искал того, чего нет. Не выдумывал лишнего. Не копался в тебе и себе. Отвлекал тебя… от тебя самого самым надёжным, проверенным способом. За то, что ставил на тебя всегда, даже когда ты сам сомневался на себя ставить. За то, что нравился и влёк так умопомрачительно сладко.
И ты уверен, окажись ты сейчас в Милане (случайно), позвони ему (случайно) и договорись встретиться, то вы сможете говорить с ним совершенно спокойно, чисто по-дружески. Без жаркого трепета в венах, без всех этих жгучих взглядов, после которых только брать и целоваться, без намёков и флирта, без глупого зависания на его губах, без невыносимого желания близости…
А если на прощание он скажет (совершенно случайно): «Я всё ещё живу один», - ты только извинительно посетуешь на скорый рейс, пожмёшь ему руку, приобнимешь и уйдешь.
Чтобы через несколько шагов остановить себя и спросить в который раз:
«Кого ты всё-таки обманываешь, Фернандо Хосе Торрес Санс?»
Улыбаешься.

@темы: фик