Стой под дождём, пусть пронизывают тебя его стальные стрелы. Стой, несмотря ни на что. Жди солнца. Оно зальёт тебя сразу и беспредельно.
Поль с Антуаном отдыхали вместе в Майами, я это пережила и даже черканула пару строк)) Потом Гризманн уехал во Францию, Поль - в Вегас, ЛА и НЙ, но вчера они СНОВА БЫЛИ ВМЕСТЕ во Франции!! 
В машине Гризи куда-то ехали на ночь глядя 
Поль залетел на один день перед тем, как отправиться в Манчестер) Право слово, я не знаю других таких благодатных рпсэшных пейрингов 
Французы одним словом 
Ночи в МайамиНочи в Майами пахнут прибоем. Особенно если выйти на балкон и лечь локтями на прохладные гладкие перила. Сзади шею атакуют откормленные американские насекомые, и Антуан прихлопывает их одной левой. Завтра Поль положит ладонь ему на шею, сожмёт длинные пальцы, выдаст короткий самодовольный смешок, а потом наклонится и поведает Антуану на ухо, что у него там несколько укусов и один засос. «Иди ты», - расслабленно улыбнётся Гризманн, всё ещё тлеющий от прошедших жарких суток, но затем застукает насмешливый, лукавый взгляд Поля, оттолкнет от себя его руку и сам взволнованно дотронется до шеи. Как будто это что-то изменит и моментально сотрёт все неприличные следы жаркого, животного гостеприимства. «Не ссы», - дразнясь, отзовётся Погба. – «Есть специальные мази». «От засосов?» - тихо поинтересуется Гризманн с кривоватой усмешкой, обречённо натирая шею. «От укусов, Гризу, от укусов», - снисходительно вздохнёт Поль, тяжело опустит руку ему на плечи, прижмет к себе и признается: - «Поверил? Нет никаких засосов. Я ничего такого тебе не сделаю, если только… ты сам не попросишь». И легко, сыто, совсем по-приятельски, по-дневному поцелует его за ухом.
Впереди гудит, тяжело дышит большая вода, и Гризманну, который любит всё размерное, глумливое, свободное и стихийное, океан определенно по нутру. Однако он до него пока еще не успел добраться, хоть и скучал невообразимо. Просто его немножечко увлекло, смыло другой стихией, стихией иного рода, более человечной и тёплой, той, которая по ночам не остывает, становясь неласковой и опасной, а наоборот, становится более щедрой и обдаёт жадным, живительным жаром. И по которой Антуан успел соскучиться даже больше, чем по океану и всему остальному.
Ночи в Майами пахнут звёздами. Буквально. Тут звёзды спускаются со своего звёздного олимпа и мешаются с обычными людьми. Самые звёздные персонажи приезжают в Майами, останавливаются в самых дорогих, звёздных отелях, тусят в звёздных закрытых клубах, закатывают звёздные вечеринки на виллах вдоль побережья. Когда Антуан оставляет очередной автограф на блокнотном развороте, он внезапно вспоминает, что он тоже звезда. Эта мысль всегда давалась ему тяжело, никак не желая находить в его душе постоянного приюта. Он никогда особо не любил сам символ звезды, холодный и колючий, и не уставал удивляться, как такие как Поль умудряются не просто уживаться со своим статусом, но и черпать из него силы. А потом напоминал себе, что лучшая защита это нападение, и всё быстренько вставало на свои места. Погба спит с телефоном под подушкой, всегда готовый выстрелить очередной фоткой, видеороликом, и эта вечная неспокойность лишь показывает, насколько он встревожен, уязвим и чувствителен. Поэтому, когда он спрашивает со всей серьёзностью и взволнованной надеждой, как спрашивают, например, можно ли тебя поцеловать, разрешит ли ему Антуан выложить в Инстаграм запись их встречи в аэропорту, тот с мягкой, понимающей улыбкой отвечает, да, конечно.
Гризманн прислоняется к перилам голой поясницей, выставляя локти, и смотрит на черное в крапинку небо. По крайней мере, от одной звёздочки, той, что помещают на форму сборников как раз напротив сердца, Антуан совершенно точно бы не отказался. И это самое сердце снова тоскливо щемит при воспоминании о последнем проигранном финале. Пускай Поль мечтает о звёздах, пускай рыщет голодный в их поисках, пускай вечно стремится к славе, пускай приручает виртуальные и настоящие сердца, пускай чудит, пускай. Потому что такие как он, неугомонные, одержимые, озабоченные, часто срывают самые спелые из звёзд. А одному Антуану до них вряд ли дотянуться.
Ночи в Майами пахнут стонами. Гризманн привык к суровому, партизанскому сексу, привык сдерживать, запирать все звуки, глушить их подушкой, сгибом локтя, привык потеть и краснеть, пока его развозит, разносит на кусочки от острого удовольствия. Привык копить стоны, чтобы потом широко раскрыть рот в беззвучном, последнем, самом сладком, поймать на собственных губах другие губы, влажный язык, не выдержать, наконец, и выдохнуть, замычать протяжно, беспомощно в предусмотрительный неравнодушный рот, выливаясь в свою или чужую ладонь…
Поль берёт его сзади, как всегда напористо и жарко, подсунув одну ладонь ему под живот, а второй – удерживая за плечо. Такие знакомые и правильные толчки, выбивающие дух и всякие сомнения, такие знакомые прикосновения тёплых губ к шее и затылку, такое знакомое порывистое дыхание, такая знакомая сухая тишина во влажном, ночном воздухе. Антуан борется с чужой приятной тяжестью, прогибается в пояснице, как может, отдаётся со всей охотой и полнотой, как будто и не они трахались не давнее двух недель назад в Париже, и молчит, молчит. Вынужденно, приучено, аккуратно. А потом вспоминает, что тут они – два свободных человека. Даже больше, чем просто свободных, они немножечко пьяные и немножечко сумасшедшие, и немножечко, самую малость, влюбленные (тсс!), и между ними и их привычным миром раскинулась целая Атлантика, и стены в этом дорогущем отеле самые что ни на есть толстые и первоклассные… Толстые и первоклассные... Ну, хорошо, они не немножечко, а… множечко пьяные, ха. Имеют право. И Гризманн осторожно, на пробу стонет. Это слегка неуверенный, вступительный, новорожденный стон, но звучит он очень впечатляюще. Второй Антуану удаётся намного лучше, он длиннее, смелее, и Поль перебивает его тяжёлым шёпотом: «Чё-ёрт, что ты делаешь?» Стоню,… стонаю,… чёрт, ловлю кайф, хочет ответить Антуан, но вместо этого стонет еще громче, выразительнее. Погба увеличивает темп, отрывает ладонь от его плеча и спешит зажать ему рот. Словленные стоны становятся от этого лишь пошлее и красочнее, оглушают обоих. «Ну не на-аадо…», - в нежном бессилии просит Поль и кончает – как не привык – первым, побеждённым.
Ночи в Майами пахнут... Антуан пока не знает, чем они там собрались пахнуть, он слегка пришиблен перелётом, своей смелостью и внезапной неуверенностью. Они с Полем впервые встретились за пределами сборной, за пределами футбола, и это очень странное чувство. Приятное, но всё-таки странное. Свидание это не совсем подходящее слово, но это первое что приходит на ум Антуану, который прилетел сюда уж точно не баскетболом заниматься. Поль прыгает по площадке, как голодный гепард на охоте. Ловко, быстро, изящно. Антуан дуреет от жары и этого зрелища и не знает, куда деть руки, ноги. Куда только не несло эти ноги по ночам во время Евро, куда они только не задирались, чего только не трогали эти руки, а сейчас они стеснительно прячутся за спину, трут шорты, хватаются за мяч, прилетевший в ноги, как за спасательный круг. И Поль тоже немного странный. Более дёрганный, более взбудораженный, более громкий, чем обычно, а еще он совершенно очевидно… красуется перед Антуаном. Гризманн делает этот вывод и не может скрыть слегка глупой, но счастливой улыбки. Наконец, взмокший Поль раздевается, стаскивая майку, смело перехватывает взгляд Антуана, и тот понимает, что всё это – от их встречи в аэропорту и до данной минуты – есть не что иное, как длинная-предлинная прелюдия.
Ночи в Майами пахнут вопросами. Простыми, сложными, озвученными, умолченными, безответными, всякими. Антуан возвращается с балкона, залезает в постель, все ещё пьяный, чумной, находит ладонью чужое твёрдое тёплое бедро, осторожно, но бескомпромиссно скользит дальше и спрашивает: «Ты спишь?». Поль лениво тянется, ноет, а потом резко переворачивается и оказывается сверху Гризманна. Ловит его запястья и задирает руки, скрещивая их над головой. Молчит несколько секунд и спрашивает довольным, хрипловатым голосом, вглядываясь сквозь темноту в лицо Антуана и совершенно точно улыбаясь: «Сколько же тебе меня надо?»
В машине Гризи куда-то ехали на ночь глядя Поль залетел на один день перед тем, как отправиться в Манчестер) Право слово, я не знаю других таких благодатных рпсэшных пейрингов Французы одним словом Ночи в МайамиНочи в Майами пахнут прибоем. Особенно если выйти на балкон и лечь локтями на прохладные гладкие перила. Сзади шею атакуют откормленные американские насекомые, и Антуан прихлопывает их одной левой. Завтра Поль положит ладонь ему на шею, сожмёт длинные пальцы, выдаст короткий самодовольный смешок, а потом наклонится и поведает Антуану на ухо, что у него там несколько укусов и один засос. «Иди ты», - расслабленно улыбнётся Гризманн, всё ещё тлеющий от прошедших жарких суток, но затем застукает насмешливый, лукавый взгляд Поля, оттолкнет от себя его руку и сам взволнованно дотронется до шеи. Как будто это что-то изменит и моментально сотрёт все неприличные следы жаркого, животного гостеприимства. «Не ссы», - дразнясь, отзовётся Погба. – «Есть специальные мази». «От засосов?» - тихо поинтересуется Гризманн с кривоватой усмешкой, обречённо натирая шею. «От укусов, Гризу, от укусов», - снисходительно вздохнёт Поль, тяжело опустит руку ему на плечи, прижмет к себе и признается: - «Поверил? Нет никаких засосов. Я ничего такого тебе не сделаю, если только… ты сам не попросишь». И легко, сыто, совсем по-приятельски, по-дневному поцелует его за ухом.
Впереди гудит, тяжело дышит большая вода, и Гризманну, который любит всё размерное, глумливое, свободное и стихийное, океан определенно по нутру. Однако он до него пока еще не успел добраться, хоть и скучал невообразимо. Просто его немножечко увлекло, смыло другой стихией, стихией иного рода, более человечной и тёплой, той, которая по ночам не остывает, становясь неласковой и опасной, а наоборот, становится более щедрой и обдаёт жадным, живительным жаром. И по которой Антуан успел соскучиться даже больше, чем по океану и всему остальному.
Ночи в Майами пахнут звёздами. Буквально. Тут звёзды спускаются со своего звёздного олимпа и мешаются с обычными людьми. Самые звёздные персонажи приезжают в Майами, останавливаются в самых дорогих, звёздных отелях, тусят в звёздных закрытых клубах, закатывают звёздные вечеринки на виллах вдоль побережья. Когда Антуан оставляет очередной автограф на блокнотном развороте, он внезапно вспоминает, что он тоже звезда. Эта мысль всегда давалась ему тяжело, никак не желая находить в его душе постоянного приюта. Он никогда особо не любил сам символ звезды, холодный и колючий, и не уставал удивляться, как такие как Поль умудряются не просто уживаться со своим статусом, но и черпать из него силы. А потом напоминал себе, что лучшая защита это нападение, и всё быстренько вставало на свои места. Погба спит с телефоном под подушкой, всегда готовый выстрелить очередной фоткой, видеороликом, и эта вечная неспокойность лишь показывает, насколько он встревожен, уязвим и чувствителен. Поэтому, когда он спрашивает со всей серьёзностью и взволнованной надеждой, как спрашивают, например, можно ли тебя поцеловать, разрешит ли ему Антуан выложить в Инстаграм запись их встречи в аэропорту, тот с мягкой, понимающей улыбкой отвечает, да, конечно.
Гризманн прислоняется к перилам голой поясницей, выставляя локти, и смотрит на черное в крапинку небо. По крайней мере, от одной звёздочки, той, что помещают на форму сборников как раз напротив сердца, Антуан совершенно точно бы не отказался. И это самое сердце снова тоскливо щемит при воспоминании о последнем проигранном финале. Пускай Поль мечтает о звёздах, пускай рыщет голодный в их поисках, пускай вечно стремится к славе, пускай приручает виртуальные и настоящие сердца, пускай чудит, пускай. Потому что такие как он, неугомонные, одержимые, озабоченные, часто срывают самые спелые из звёзд. А одному Антуану до них вряд ли дотянуться.
Ночи в Майами пахнут стонами. Гризманн привык к суровому, партизанскому сексу, привык сдерживать, запирать все звуки, глушить их подушкой, сгибом локтя, привык потеть и краснеть, пока его развозит, разносит на кусочки от острого удовольствия. Привык копить стоны, чтобы потом широко раскрыть рот в беззвучном, последнем, самом сладком, поймать на собственных губах другие губы, влажный язык, не выдержать, наконец, и выдохнуть, замычать протяжно, беспомощно в предусмотрительный неравнодушный рот, выливаясь в свою или чужую ладонь…
Поль берёт его сзади, как всегда напористо и жарко, подсунув одну ладонь ему под живот, а второй – удерживая за плечо. Такие знакомые и правильные толчки, выбивающие дух и всякие сомнения, такие знакомые прикосновения тёплых губ к шее и затылку, такое знакомое порывистое дыхание, такая знакомая сухая тишина во влажном, ночном воздухе. Антуан борется с чужой приятной тяжестью, прогибается в пояснице, как может, отдаётся со всей охотой и полнотой, как будто и не они трахались не давнее двух недель назад в Париже, и молчит, молчит. Вынужденно, приучено, аккуратно. А потом вспоминает, что тут они – два свободных человека. Даже больше, чем просто свободных, они немножечко пьяные и немножечко сумасшедшие, и немножечко, самую малость, влюбленные (тсс!), и между ними и их привычным миром раскинулась целая Атлантика, и стены в этом дорогущем отеле самые что ни на есть толстые и первоклассные… Толстые и первоклассные... Ну, хорошо, они не немножечко, а… множечко пьяные, ха. Имеют право. И Гризманн осторожно, на пробу стонет. Это слегка неуверенный, вступительный, новорожденный стон, но звучит он очень впечатляюще. Второй Антуану удаётся намного лучше, он длиннее, смелее, и Поль перебивает его тяжёлым шёпотом: «Чё-ёрт, что ты делаешь?» Стоню,… стонаю,… чёрт, ловлю кайф, хочет ответить Антуан, но вместо этого стонет еще громче, выразительнее. Погба увеличивает темп, отрывает ладонь от его плеча и спешит зажать ему рот. Словленные стоны становятся от этого лишь пошлее и красочнее, оглушают обоих. «Ну не на-аадо…», - в нежном бессилии просит Поль и кончает – как не привык – первым, побеждённым.
Ночи в Майами пахнут... Антуан пока не знает, чем они там собрались пахнуть, он слегка пришиблен перелётом, своей смелостью и внезапной неуверенностью. Они с Полем впервые встретились за пределами сборной, за пределами футбола, и это очень странное чувство. Приятное, но всё-таки странное. Свидание это не совсем подходящее слово, но это первое что приходит на ум Антуану, который прилетел сюда уж точно не баскетболом заниматься. Поль прыгает по площадке, как голодный гепард на охоте. Ловко, быстро, изящно. Антуан дуреет от жары и этого зрелища и не знает, куда деть руки, ноги. Куда только не несло эти ноги по ночам во время Евро, куда они только не задирались, чего только не трогали эти руки, а сейчас они стеснительно прячутся за спину, трут шорты, хватаются за мяч, прилетевший в ноги, как за спасательный круг. И Поль тоже немного странный. Более дёрганный, более взбудораженный, более громкий, чем обычно, а еще он совершенно очевидно… красуется перед Антуаном. Гризманн делает этот вывод и не может скрыть слегка глупой, но счастливой улыбки. Наконец, взмокший Поль раздевается, стаскивая майку, смело перехватывает взгляд Антуана, и тот понимает, что всё это – от их встречи в аэропорту и до данной минуты – есть не что иное, как длинная-предлинная прелюдия.
Ночи в Майами пахнут вопросами. Простыми, сложными, озвученными, умолченными, безответными, всякими. Антуан возвращается с балкона, залезает в постель, все ещё пьяный, чумной, находит ладонью чужое твёрдое тёплое бедро, осторожно, но бескомпромиссно скользит дальше и спрашивает: «Ты спишь?». Поль лениво тянется, ноет, а потом резко переворачивается и оказывается сверху Гризманна. Ловит его запястья и задирает руки, скрещивая их над головой. Молчит несколько секунд и спрашивает довольным, хрипловатым голосом, вглядываясь сквозь темноту в лицо Антуана и совершенно точно улыбаясь: «Сколько же тебе меня надо?»
@темы: фик, касса самообслуживания